В Дюссельдорфе в разгаре конкурс «Евровидение-2011». Накануне первого полуфинала, в котором от России выступит Алексей Воробьев, TopPop.ru побеседовал с главной героиней «Евровидения-2007» Веркой Сердючкой, оскандалившейся песней со словами: «Раша, гудбай». Отголоски этого скандала до сих пор «аукаются» Андрею Данилко.
— Андрей, тему «Евровидения» вы для себя закрыли окончательно? Больше не будете участвовать?
— Финал смотреть буду, но новостями по этому поводу не интересуюсь. Мне это неинтересно. Наверно, я был в тот последний год, когда «Евровидение» было ещё событием. Многие ещё хотели прикоснуться к Европе. А сейчас «Евровидение» – это проходной двор. У нас такие отборочные туры проходят, какие у вас в Кащенко, наверно, бывают. Ну, просто рак мозга. Ну, куда ты лезешь? Сто слов не выговаривает и туда же – на «Евровидение».
— Скандал, учиненный вами в Хельсинки в 2007 году сильно вас подточил эмоционально?
— Я был поражен, что все в это поверили.
— Но признайтесь честно, ведь сморозили глупость, спели: «Раша, гудбай». А потом придумали нелепую отговорку?
— Я вам клянусь, что сначала придумал абракадабру «Лаша тумбай». И ориентировался на «Бошетунмай» – помните в песне Виктора Цоя? Мы дописали эту песню ночью и срочно отправили в Финляндию. Если бы мне в тот момент сказали, что из-за этой фразы поднимется такой скандал, я бы ни за что не поверил. Я бы, кстати, мог подать в суд на тех, кто на меня клевещет, и выиграл бы его. Потому что ничего подобного я не имел в виду.
И почему все думают, что я увертываюсь? Мол, сначала ляпнул, а потом пожалел. Никто не верит. Даже Филипп Киркоров тогда меня всё пытал: «Ну, скажи честно». И я ему: «Ты тоже в это веришь?» А он мне, извиняясь: «Мася, ну, прости меня». И я понимаю, что правильно была выбрана точка воздействия. Вот как можно людей ввести в заблуждение. Но были и те, кто верил мне с самого начала. Как-то позвонил Армен Джигарханян (можете про это написать). Я был настолько поражен (я его голос узнал по телефону). Он говорит мне: «Сыночка, не смотри телевизор». Так по-доброму. «А я и не смотрю», – сказал я ему. И он мне: «Это вечная борьба Гулливера с лилипутами». Хотя первой позвонила мне Алла Пугачева. У меня тогда не было ни радости, ни грусти и только ощущение, что ты один и о тебе говорит весь мир. И Алла мне сказала: «Андрей это минимум будет 3 года». Потому что у нее был подобный опыт – история в гостинице «Прибалтийская». Тогда тоже раздули скандал.
— Вас экономически это сильно подкосило?
— Нет, работы у меня хватало всегда. Но мне было очень обидно. Я обратил внимание, что ко мне россияне стали по-другому относится, например, в самолетах, как будто я недруг какой. Вот такая была убедительная накрутка. И потом это совпало с «газовой войной» между Украиной и Россией. Был удобный момент, чтобы меня слить.
— Но сегодня, я слышал, Верка снова желанный гость в России?
— Да, но остался осадок… Мне тоже многое не нравится из того, что я делаю. Я взрослею. Мне, кстати, «Евровидение» очень помогло. Как-то у меня мозги поменялись. Я понял, что можно делать этот образ гораздо качественнее, интереснее и точнее. Сердючка сегодня это не какая-то хабалка с базара или проводница, а арт-персонаж, который в Европе очень хорошо восприняли.
— Что же вы не отправились покорять Европу?
— Там нет смысла работать. Какой там заработок? Заработок здесь.
— После «Евровидения» вы даже партию свою создали и в политику подались. А потом испугались ответственности?
— Не испугался. Просто я-то в это играл, но игра в какой-то момент стала принимать серьёзный оборот. В Украине была такая нестабильная ситуация, всех настолько достали эти выборы-перевыборы, что люди реально стали голосовать за Верку. Ради прикола. И мы уже хотели проводить съезд. И многих испугало, какой Сердючка набрала политический вес.
— И что, у вас была даже политическая программа?
— Что-то было. Я сейчас не помню, но программа была. Мы хотели сделать съезд в цирке как фарс. И для меня было полной неожиданностью, когда мне посыпались звонки. Вдруг объявились люди, которые стали предлагать мне сначала 50 тысяч долларов просто за то, чтобы поговорить. А затем ставки выросли. «У нас в багажнике машины лежат 2,5 млн долларов. Можем просто перекинуть в твою машину», – предлагали мне.
— За что?
— За то, чтобы пару человек протащить в нашу партию.
— Неужели вы отказались?
— Я, конечно, встречался, разговаривал. Но денег не брал. И, в конце концов, сказал: «Спасибо, не надо».
— Почему?
— Уже начинались такие игры, что меня могли реально грохнуть.
— За то, что взяли деньги?
— За всё. Я почувствовал опасность. Мы работали на каком-то концерте, и я говорю Инке (это которая у нас маму играет): «Знаешь, у меня какое-то нехорошее чувство». И за два часа до регистрации я снял свою кандидатуру. Каждый должен заниматься своим делом.
— А вот боксёр Виталий Кличко, создавший партию, с вами не согласен.
— Я же не боксер, к сожалению. Может быть, если бы я был боксером… Я понял, что это довольно серьезная история. А я человек довольно замкнутый, закрытый. Это не моя среда.
— А к «оранжевой революции» вы как отнеслись?
— У меня странное отношение к ней. Я живу на Крещатике, и всё происходило буквально на моих глазах. Я сидел, смотрел и понимал, что шла какая-то дележка. Меня всё это сильно смущало.
— Но политики вы по-прежнему не чураетесь?
— Наш сегодняшний концерт – это в том числе и рассказы о том, как ведут себя политики, тот же Кучма или Путин.
— Может, поделитесь историями про Кучму и Путина?
— Это только в концерте.
— То есть вам надо вживаться в образ?
— Ну да, это же определенная подача, интонация, словечки. Ко мне уже обращались: «Вы можете давать интервью в образе Сердючки»? Наверно, это возможно, но в телеинтервью. А на радио или в печатном виде это не читается…
Концерт сейчас у нас очень неплохой – это песни и рассказы. У нас живая группа. Надо чтобы вы пришли на концерт и посмотрели. У вас бы снялась масса вопросов сразу. В Европе вот нас с юмором восприняли. Мы по Италии уже второй раз в тур едем.
— Вроде бы такой неконвертируемый на Западе образ. А так выстрелил?
— Я был уверен, что выстрелит. Они ведь там до конца не понимают, кто это. Они просто называют меня «стармэн».
— То есть Верка уже не проводница?
— Она давно не проводница. После окончания проекта «СВ-шоу» Верка перестала быть проводницей. Сначала был номер с проводницей, потом она была ведущей, а затем запела, что естественно для звезды. Собрала Лужники, покорила Москву. Съездила на «Евровидение»…
— Андрей, давайте будем честными, Верка никакая не певица.
— А Артур Пирожков (Александр Ревва, «Комеди клаб») – что, певец? Это поющий персонаж. Если бы меня попросили просто спеть не в образе, я бы не смог. Во-первых, я стесняюсь. Во-вторых, Сердючка, конечно, не Мария Калласс. Воспринимайте её как дурачество. Хотя у Сердючки сейчас много грустных и серьезных песен появилось – «Сигареточка одна на двоих», например. Одно время ругали «Ласковый май» и говорили, что это эталон пошлости. А мне казалось, что это самая гениальная группа. И так кажется до сих пор.
— Но это же дурновкусие, Андрей.
— Я ровесник Юрия Шатунова, поэтому помню пионерский лагерь, где мы слушали «Ласковый май». Нас никто не заставлял эту кассету крутить, а мы, дети, находили в этой музыке что-то свое. Потому что это был не искуственно созданный и навязанный продукт. Это были записанные в детдоме песни Сережи Кузнецова в исполнении Юры Шатунова. И именно эту запись «Ласкового мая» я и люблю. Он этими словами про снег и дождь шифровал что-то свое. Но мне там все было понятно. Есть у него такая песня «Пусть будет ночь», в которой поется про город, где наутро выпал снег. А у меня сразу картинка: я иду в школу в 8 утра, еще холодина, и дворник лопатой в ушанке с оторванным шнурком (рып-рып) – гребет снег…Хочется спать… А я с портфелем-дипломатом пиляю в эту школу, где горит свет и тепло. Для меня «Ласковый май» – это вот такая зима.
— По-моему, у вас было не самое счастливое детство.
— Отличное у меня было детство, созидательное детство – мы все время что-то делали. Я был бы рад, чтобы дети сейчас хотели чего-то так же, как хотели тогда мы. Пионерский лагерь научил меня всему: самостоятельности, общению, мои первые успехи случились там же. А вот юность у меня была какая-то странная. Я не понимал, почему комедийный образ воспринимают так, будто это «Ласковый май». Понятно, Юра Шатунов – это секс-объект. Но как это чудовище (Верка Сердючка) может вызывать такую реакцию? У нас же на концерте в Виннице двери выносили – такой был ажиотаж! Нас выводили из зала под прикрытием ОМОНа!
— Сейчас уже нет ажиотажа?
— И слава Богу! В ажиотаже ты не можешь ничего создавать. Находишься все время на стрёме – от тебя все чего-то хотят. Один раз в Львовском цирке на меня побежала толпа людей, которые вырвали сережку из уха… Помню, тогда еще были эти фотоаппараты…(как они?) «Полароид». В общем, мы стали выкручиваться – фотографировались на «Полароид» и зарабатывали на фотографиях больше, чем на концертах.
— Брали деньги за фотографии? И сколько?
— Ну, я не помню. Это чёрт-те когда было. Еще миллионы были. Ко мне подходили фотографы и просили: «Андрей, останьтесь после концерта, мы вас пофотографируем». И я подумал: «И чего это они нам платят по 10%, а я сижу как поц, извините, с этой палкой». Приезжаю в следующий раз и говорю: «60%». Вот такая у нас была популярность!
Но при этом мы никогда не ставили задачу заработать денег. У нас было одно желание – понравиться людям. До сих пор так и осталось. Я мог бы зарабатывать гораздо больше, но не соглашаюсь на какие-то вещи. Например, участвовать в рекламе, текст которой мне не подходит. Я не участвую в корпоративах, куда приглашают меня одного спеть под фонограмму. Понятно, что привезти всю группу это дорого, большие накладные расходы. Но я не могу сказать своей команде: «Ребята, посидите дома, а я позарабатываю деньги».
— По-вашему, Сердючка – это прикол и дурачество. А по-моему, это уже серьезная машина для зарабатывания денег.
— Это всегда должно быть очень серьезно сделано. Представляете, когда на сцену выходит 20 человек, и у всех пошиты костюмы: музыканты, бэк-вокал, балет. «Ни хера себе!» – первая фраза, которую я слышу. Для меня это комплимент. Многие музыканты позволяют себе выходить на сцену с перегаром и открывать рот под фанеру. Хотя мы тоже могли бы включить фонограмму и дрыгаться под нее. Для меня это стыдно. На песнях я устаю больше, чем когда просто говорю. Песни, кстати, никогда не писались, чтобы их крутили по радио или слушали на дисках. Их можно воспринимать только на концерте. Поэтому у нас основные выступления – это свадьбы, презентации, – когда все гуляют. Вот для этого все и делалось, для настроения. А когда по телевизору я смотрю на нас, где мы поём под фонограмму (естественно, потому что это запись), то мы выбиваемся. Мне кажется, что мы ряженые. У нас ведь театральные номера, а не эстрадные. Это то же самое, если спектакль показать по телевизору. Когда люди приходят на концерт, начинают по-другому к нам относиться. Видят, что это не халтура.
— Какой самый популярный анекдот про Верку вам приходилось слышать?
— В КВН была хорошая шутка: «На одном из концертов Сердючка надела такую короткую юбку, что было видно даже Андрея Данилко».
— А вы что-то поняли про женщин, переодеваясь в женский образ?
— Это все полнейшая ерунда. Меня часто спрашивают: «А сколько вам нужно времени, чтобы войти в образ?» Да ни черта мне не надо, я надел всё и пошел. Грубо говоря, я просто играю свою тётю. Это правильный образ, поэтому мне легко импровизировать.
— Почему позитивный образ назван Сердючкой?
— Это не от слова «сердитая». А от фамилии Сердюк. Если бы у женщины была ваша фамилия Полупанова, то на Полтаве, откуда я родом, ее бы называли Полупанчиха.
— Говорите, что в жизни вы замкнутый человек. А в чем это проявляется?
— Да, я по натуре очень перепуганный, дерганный. Не люблю, например, когда много людей. Парадокс, да? Не на сцене, а в жизни компания из 4 человек – это уже для меня много. Мне больше нравится так – вот вы сели рядышком, маленький столик… И мы близко. А когда 4 или 5 человек, начинается кучкование. Хочется, чтобы была одна тема.
На самом деле мы все перепуганные и закомплексованные. Я даже на концертах говорю: «Ребята, не бойтесь, не стесняйтесь, хлопайте, дурачьтесь, подпевайте. Я 15 лет комплексовал, нечего вспомнить». Из номера в номер, ты ни с кем не встречаешься, не можешь нигде посидеть, потому что фотографируют постоянно. Был период, когда фотографы замучили, сидели на доме и клацали. И шо вы там хотите сфотографировать? Они ждали все время, что я с кем-то должен выйти. У меня уже целый список набрался, с кем я должен выйти. А они сфотографируют водителя, который мне еду приносит и публикуют. В общем, для желтой прессы я неинтересный персонаж. Нечего словить.
Автор: Владимир Полупанов
Источник: TopPop.ru
