БГ: Я отказываюсь от долгов, которые на меня пытаются повесить ✿✔️ TVCenter.ru

В конце 80-х лидер «Аквариума» Борис Гребенщиков спел про «поезд в огне» и про то, что «нам некуда больше бежать», тем самым возвестив о крушении империи под названием СССР.

Но это, пожалуй, исключение из правил. БГ редко затрагивал в песнях социальные темы и в течение энного количества лет никак не выражал свою гражданскую позицию.

– Борис Борисович, я недавно общался с Юрием Шевчуком, который упрекает вас в отсутствии гражданской позиции. «Когда музыкант занимается только музыкой, – сказал он, – и не трогает социальные темы, в результате он быстрее всех оказывается в политической яме».

– Во-первых, открыто заявляю, что ничего никому не должен. Я отказываюсь от долгов, которые на меня пытаются повесить, – заявляет “АиФ”БГ. – Во-вторых, я недавно читал эссе Толкиена «О волшебных сказках», где он пишет совсем не про волшебные сказки. Там он задаётся вопросом: «Неужели крыша вокзала на железнодорожной станции более правдива, чем небо?» Конечно, значительно менее. Потому что восход солнца, звёзды или луну никто не отменял. Можно жить в этом мире и синхронизировать себя с ним. И тогда у тебя будет всё: и силы, и ясная позиция – человеческая и гражданская. Потому что ты стоишь на земле обеими ногами. А когда ты сидишь в танке или в собственном «Мерседесе», у тебя значительно более шаткая позиция. И говорить, что человек ближе к правде, потому что он в основном видит ужасы и грязь, неправильно. Это значит, что у него просто больная психика. И мой гражданский долг об этом сказать.

– А как вы относитесь к утверждению, что истинный поэт – это «соглядатай социальной жизни»? Бродский призывал: «Художник, помни об истинном масштабе существования».

– Мой опыт подсказывает мне, что, даже если ты не хочешь замечать общественные процессы, они проникнут в твоё сознание и заставят тебя писать в соответствии с ними. Даже если ты запрёшься в самом глубоком бункере под землёй или в замке из слоновой кости, ты никуда не денешься от того, что цены поднялись или что в пермской трагедии погибли 155 человек. Ты можешь этого не знать, но ты будешь это чувствовать. И чем человек талантливее, тем острее он это чувствует. И даже может предчувствовать какие-то вещи. Поэт – не соглядатай. Он – прибор, который регистрирует землетрясения. И от этого никуда не деться. Потому что мы все – единое целое.
Кризис в головах

– Нет ли у вас ощущения, что кризис у нас больше в головах, чем в реальной бытовой жизни?

– Так и есть. Везде, где мы бываем с концертами, я спрашиваю людей: «Как у вас тут?» Выясняется, что экономический кризис затронул в основном верхние слои населения, имеющие накопления, либо нижние слои, которые работают на заводах, находящихся на грани банкротства. А средний класс, по моим ощущениям, страдает не так сильно. Находясь в Риге, например, я тоже поинтересовался: «А в чём у вас кризис выражается?» «Не знаем, – отвечали мне, – но кризис есть, его не может не быть».

– Наша страна всё равно плетётся в хвосте из-за экономики, построенной на экспорте сырья. По-вашему, модернизация должна нас спасти?

– У нас до сих пор родовая дофеодальная структура общества. Всё построено на кумовстве. И если ещё модернизировать экономику, получится забавный гибрид. Но, несмотря на это, я очень верю в Россию. Как Тертуллиан сказал: «Верую, ибо абсурдно». Думаю, сейчас мы проходим необходимый этап становления. Всё-таки в конце 80-х нас постигло огромное потрясение. Такие стрессы залечиваются не один десяток лет. Я вполне верю, что наш государственный аппарат постепенно выстроится в модель просвещённой парламентской монархии. Когда у нас появятся очевидный «царь» и парламент, который будет с ним тягаться. И «царь» его не будет слушаться, как положено по русской модели. Но он всё-таки будет существовать – «для отмазки». И тогда Россия превратится в достаточной степени европейское государство. В ХIХ веке мы доказали, что тоже можем говорить на равных с Европой. Сейчас по массе параметров мы и говорим с ней на равных. Вот только в голове у нас немного бардак. Мы никак не поймём, то ли мы хотим свободы, то ли всё-таки царя. А история показывает, что мы всегда хотели только царя и ничего больше. Страна просто воет от тоски по сильной руке.