Перед нами тот самый “и швец, и жрец, и на дуде игрец”. Помимо написания своей группы Кортнев еще и играет в спектаклях, пишет музыку к фильмам и мюзиклам, снимается в кино. И еще и недавно стал отцом лапочки-дочки к уже имеющимся четырем сыночкам.
– Стандартный вопрос – как будете праздновать?
– Ну, так как у меня юбилей, то будет много народу – человек сто. Снял небольшое, но симпатичное кафе в центре города. В основном все мои гости – люди творческие, поэтому все придут со своими гитарами, аккордеонами и т.д. Будем петь играть и веселиться! И я, конечно же, не звал никаких диджеев и кавер-бэндов, потому что этого хватает на работе и мне и моих друзьям. Конечно же, будут мои старшие дети – младшим пока рановато. Маленькой дочке – какие посиделки – ей только полежалки!
– Вы впервые стали отцом в весьма юном возрасте. А дочка родилась на пороге 45-летия. Чувствуете ли разницу в своем отношении к детям?
– Конечно. Когда у меня родился сын Артемий, мне было меньше лет, чем ему сейчас. Теме 23, мне было 22. И, конечно, я был намного худшим отцом, чем сейчас – занимался в основном собой и своими амбициями. И лишь к третьему ребенку я понял, что мне интересно и важно. А все остальное отошло на второй план. Насчет будущего моей дочери я пока никаких планов не строю. Когда у нее появятся кавалеры, я уже буду таким старым маразматиком, мне будет 60. И вряд ли я буду либеральным и толерантным человеком, так как разница с ее женихами будет очень большой. И поэтому я не буду им старшим товарищем, а скорее брюзжащим старичком. Но я не загадываю – это еще в столь далекой перспективе!
– Кстати, по поводу брюзжащих стариков. Вы в спектакле “Уйти нельзя остаться” играете Вуди Аллена – такого странного рефлексирующего типа, который на вас совсем не похож.
– На самом деле подобный впадающий в истерику человек живет внутри каждого из нас. Просто все, что ты играешь, находишь в себе внутри. Просто обычно такие типы сидят у тебя взаперти. Так же как и убийцы, и насильники, и все, что угодно. Если тебе надо играть самого мерзкого персонажа, то надо покопаться в своей душе. И ростки его там обязательно найдутся. Просто воспитанные люди не позволяют этому развиваться. Плохое – это как герпес, но у кого то оно вырывается наружу, у кого то нет. Вот персонаж Ховард во мне тоже есть, и я его просто выпустил на время.
– А от “Дня радио” не устали?
– Играть конечно надоело – и актерам драматическим и нам, музыкантам. Но многим людям по всему миру тоже надоело ходить на работу – но тем не менее ходят и работают, находя радости в чем-то другом. Я вот нахожу радости в “Уйти нельзя остаться”. Ну а что вы хотели – спектаклю все же 10 лет! Но зритель просит, значит будем играть.
– Вы увлекаетесь разными активными видами спорта – горными лыжами, например. Не боитесь получить травму, которая помешает вам работать? Когда вы сломали два ребра на Ледниковом периоде, то долгий период не могли петь…
– Позволю себе не согласиться. Экстремальности на лыжах достаточно, но я хорошо катаюсь и делаю это всю жизнь. И способен оценивать опасность, когда встаю на горные лыжи. И если надо скакать между камнями и деревьями, то специально одеваю такой панцирь, который пробить невозможно почти. А в Ледниковом периоде моя травма скажем так была оправдана. Все таки я в 40 лет первый раз стал на коньки, и это совсем другая история. Это было некоторое сумасшествие, но это принесло некоторые дивиденды для популяризации нашего творчества. Поверьте, я ни в чем себя не ограничиваю, но когда меня зовут прыгать с парашютом, я отказываюсь, потому что не умею и не хочу так рисковать.
