Артемий Троицкий – самый известный в России музыкальный критик, историк и пропагандист рок-музыки, а в оны времена – гитарист “Звуков Му”, выдающийся плейбой и долговременный главный редактор одноименного русскоязычного издания. Но знают его не только как лучшего друга наших рокеров и злейшего врага музыкальной попсы: он не менее известен как человек без башни, никогда не спрашивавший ничьего разрешения, а просто живший так, как ему хотелось. Это он написал первую – и единственную – в СССР статью про Deep Purple, любимую группу Дмитрия Медведева. Но тогда же никто не думал, что президент России будет лично пиарить “лиловых”. А между прочим, дерзости и эскапады Троицкого очень быстро становятся трендами. Может, через год или даже раньше будет модно так же интересоваться личной жизнью российского премьера, как заинтересовался ею на “сахаровском” митинге Троицкий, нарядившийся контрацептивом. Но в тот день многим показалось, что у Артемия Троицкого окончательно снесло башню.
“Мне по барабану, с кем он спит”
– Артем, скажите честно: или вы что-то знаете, если приоткрываете столь запретную тему, или у вас действительно инстинкта самосохранения нет.
– Но никаких последствий пока не было!
– Слава Богу.
– Кроме, конечно, недоумения отдельных товарищей по трибуне. Собравшиеся-то как раз адекватно все восприняли, судя по реакции, а вот от коллег я услышал много недоумений. В диапазоне от “нельзя же так” до “это ниже пояса”. Насчет “что-то знаю” – я никогда не делаю вещей разрешенных и безопасных. Я по природе человек спонтанный, беспечный и даже, пожалуй, доверчивый. Если проблема меня занимает – почему о ней не сказать вслух? У нас ведь личная жизнь премьер-министра абсолютно табуирована. Висит “кирпич”. Самые отважные издания – вроде “Новой газеты” – не рискуют трогать эту тему. А почему, собственно? Лично мне глубоко по барабану, с кем спит Владимир Путин. Но это ведь только часть айсберга под названием “Личность Путина”. Мы о нем вообще ничего не знаем.
– Ну как это…
– Да вот так, он продолжает шифроваться, как будто до сих пор остается на оперативной работе. Он самый закрытый из лидеров современной Европы, да что Европы – мира! Мы о Ким Чен Ире, не говоря уж о Ким Ир Сене, знали больше, чем о нем. Про Ким Ир Сена было по крайней мере достоверно известно, на ком он женат и какова биография родных. Что касается Владимира Путина – темна вода во облацех: что с семьей? Из кого она на сегодняшний день состоит? Где дети – девятый год учатся в ЛГУ? За кем они замужем, в конце концов? Вспомним, сколько мы знаем о Саркози или Меркель, и сравним это с крепостью, в которую превращена любая резиденция Путина. Вкусы, друзья, связи, интересы, собственность, реальные размеры капитала – где все это?
– А почему, если честно, так уж обязательно все это раскрывать?
– На простой вопрос – простой ответ: потому что так принято. Сейчас вообще часто сталкиваешься с ситуацией, когда приходится доказывать аксиомы: почему, собственно, надо мыть руки? Есть ли от этого польза? Я в таких случаях предпочитаю не вдаваться в дискуссии: есть некоторые кодексы поведения, они не обсуждаются. Принято так, чтобы лидер крупной страны был прозрачной фигурой. Почему? Наверное, потому, что к лидерам крупных стран любят подбираться темные силы. Одиозные личности. И потому мы имеем право знать, с кем он общается, дружит, сидит за обеденным столом. Ваша личная жизнь может быть вашим частным делом – но ровно до тех пор, пока вы частный человек. Стоит вам занять публичную должность или хотя бы стать звездой – и с этой скрытностью приходится проститься. Лично мне надоела безграничная власть одного человека, о котором я вдобавок ничего не знаю.
“Я большой фанат Че Гевары”
– А есть сейчас хоть минимальная возможность подвинуть этого человека? Или ограничить его власть?
– Убежден, что есть. Скажу больше: расклад сейчас примерно шестьдесят на сорок в пользу Путина. Это не та ситуация, которую нельзя переломить. Напротив, она в динамическом равновесии. Если каждый сделает все, что может, получится не только добиться второго тура, но и победить Путина в этом туре.
– Вряд ли с вами многие согласятся…
– Я много раз проверял: то, с чем соглашаются многие, – чаще всего небогатая идея. “Будьте реалистами – требуйте невозможного”, лозунг французских студентов в 1968 году, совершенно напрасно приписываемый Че Геваре, – на самом деле довольно здравая максима. Чтобы прыгнуть на три метра, надо разбегаться на пять. Чтобы достичь реального, надо требовать именно невозможного. Кто живет, не завышая планки, тот никогда ничего не сделает.
– Как вы вообще объясняете, что в декабре все это вдруг началось?
– Началось не в декабре. Началось с Манежки – потому что я, в отличие от некоторых друзей-либералов, не считаю ее чем-то ужасным. Не националисты там были и не фанаты, а нормальные бедные молодые ребята, не видевшие для себя никаких перспектив. Сейчас эта бесперспективность дошла до остальных, вот и все.
– Протест стал модным, стильным, чуть ли не клубным – это ему не повредит?
– Я большой фанат Че Гевары, сколько бы мне его ни ругали, – и есть дежурный вопрос: не повредит ли Че Геваре, что он стал буржуазным лейблом с тишоток? Отвечаю: нет, не повредит. Че Гевара так хорош, что это ему скорее на пользу: кто-то его увидит и что-то о нем прочтет. Не буржуазия опасна для протеста – протест опасен для буржуазии: он разъедает ее изнутри.
– Но сегодня, кажется, декабрьский подъем сменился общей кислостью…
– Это есть, я сам не в лучшем настроении – потому что новогодняя пауза, потому что все разъехались на каникулы, а теперь вернулись и убедились, что все по-прежнему; и вообще большая пауза между выступлениями всегда заставляет усомниться, что теперь все опять получится. Нормальное послеканикулярное состояние. Лично я с ним борюсь как могу – устраиваю себе и другим маленькие праздники вроде китайского Нового года.
Однако поводы для разочарования действительно есть – наша элита в очередной раз оказалась хуже народа. Всех, кто готов на какие-то протестные действия, можно собрать в одном кафе, и еще место останется. Это не может не огорчать: раньше я думал, что у нас худшая в мире попса. Сегодня могу сказать, что у нас – культурная элита, наименее достойная своего народа. Народ уже проснулся, в нем есть и храбрость, и готовность к действиям, и умение самоорганизоваться. Так называемой художественной богемой – литературной, телевизионной, музыкальной – в огромной степени управляют лень и страх.
– В роке, кажется, тоже негусто протестующих – один Шевчук…
– Отчего же, и Василий Шумов, и Михаил Борзыкин, и рэпперы, в особенности талантливый Noize MC, и корифеи вроде “Машины” и БГ иногда пишут прекрасные песни, но ставку я сделал бы на молодых. На рэп, в частности.
– Русский рэп вам нравится?
– О рэпе как о серьезном музыкальном явлении говорить сложно, потому что изначально в рэпе музыки ненамного больше, чем в бардовской песне. Рэп – это в первую очередь то, что по-английски называется “месседж”, то есть то, что у нас называется “телега”. Почему это популярно? Наверное, потому что сейчас рэп в представлении молодежи актуальнее, чем рок, и соответственно всяким молодым, авантюрным, амбициозным и небесталанным людям, чем играть так называемый говнорок и уподобляться стопятидесятой копии Макаревича – Гребенщикова – Шевчука, прикольнее заниматься рэпом. Девушки сейчас в рэпперской тусовке более стильные, чем в рокерской.
– А там вообще девушки бывают, в рэпперской среде?
– Да, потому что, в отличие от попсовиков, там процент гомосятины очень низок.
– А вот Левада-Центр говорит, что на декабрьских митингах преобладали те, кому за 40, преимущественно мужчины. Потому что им особенно страшно, что последние активные годы – а может, и все остальные – пройдут при Путине.
– Я не стал бы с этим соглашаться. Может, им только мужчины после 40 сумели внятно объяснить, зачем они там, но я-то видел в основном тех, кому до 30. Кризис среднего возраста – не лучший стимул для политической борьбы. Скажу больше: мужчина после 40 – самое запуганное существо.
– Почему?
– Во-первых, есть что терять. Он уже к этому моменту обычно чем-то обзавелся. Во-вторых, по себе знаю, что такое кризис среднего возраста. Это отвратительное, деморализующее состояние. В 39 лет, скажу честно, я едва не умер. Тут было много причин во главе с алкоголизмом. Меня капитально помотало, и вышел я из этого состояния только благодаря семье.
“Блистательный демарш Пугачевой”
– А семья – это вообще хорошо для мужчины?
– Семья – палка, опорный столб, и, как всякая палка, она о двух концах. С одной стороны – это гарантия душевного здоровья, потому что с известного возраста жить одному неправильно, это кратчайшая дорога к безу-мию. С другой – “он знал, что вертится земля, но у него была семья”. Очень многие, оправдываясь наличием семьи, делаются отборными конформистами. И в некоторых случаях понять их можно: семья действительно пилит. “А как мы будем жить, если тебя выгонят отовсюду, а подумай о детях…” Мне повезло – у меня противоположный случай. Меня скорее будут пилить, если я потеряю лицо.
– Осталось ли вам чем заниматься как музыкальному критику?
– Было время (на Западе 50–70-е, у нас 80-е), когда вся эта волосатая музыка и электрические лидеры были иконными фигурами, главными рупорами своего поколения и на них люди молились, по ним строили свою жизнь… В этом смысле лучшие деньки музыки прошли, и это очевидно. Но музыка продолжается, и талантливой музыки по-прежнему полно, и мне кажется, что с появлением Интернета многие процессы стали гораздо более прозрачными и гораздо более справедливыми. На протяжении всего XX века выросла гигантская индустрия посредников между теми, кто музыку сочиняет и исполняет, и теми, кто ее слушает. Все эти фирмы грамзаписи, паблишеры, продюсерские центры, оптовые и розничные торговые сети, дистрибьюторы, ретейлеры…
Огромная паразитическая история, на музыке делавшая невообразимые деньги, мешавшая на самом деле этой музыке жить и доходить до конечного адресата. Сейчас Интернет всю эту паразитическую структуру уничтожил. Естественно, идут какие-то судебные иски, ребят, которые эту музыку скачивают, называют пиратами, понятно, что это абсурд, потому что в таком случае пираты – это практически все население земли, по крайней мере Интернета. Так что это совершенно обреченная индустрия, как, скажем, индустрия пишущих машинок – всё, ее больше нет.
Сами творцы воспроизводятся, и их все больше, потому что процесс делания музыки стал проще, быстрее и теряется по дороге минимум. Правда, с точки зрения качества это пока еще не дало внушительного результата, но с точки зрения организма – он себя чувствует прекрасно.
– В результате ни одна российская группа не может заработать дисками…
– Они всегда зарабатывали только выступлениями. До 1989 года вообще не было дисков – кроме ВИА, которые к року не имели отношения.
– К вопросу о семье после сорока: вот у Прохорова ее нет. Как вы это объясняете?
– Лично я – никак, потому что, пока Прохоров не президент, я в его личную жизнь не углубляюсь. Но люди интенсивно спорят. Разговоры об истинных пристрастиях Прохорова циркулируют как в гей-, так и в straight-сообществе. Все хотят залучить его к себе, но никто пока не преуспел.
– То есть репутация плейбоя…
– Репутации плейбоя нет. Есть, напротив, имидж женоненавистника, которому все это вообще не очень нужно. Есть слух о пресыщенности, есть – о нестандартности, но подтверждений не нашел никто. Зато никаких неясностей с женой: достоверно известно, что пока ее нет.
– А как вы объясняете демарш Аллы Пугачевой?
– В чем состоял демарш?
– Присоединилась к Прохорову, обругала Суркова…
– Что же здесь необычного? К Прохорову она присоединилась, потому что ее привлекает яркость, больше в этом смысле присоединяться было не к кому, а Суркову она ответила на личный выпад. Думаю, что гораздо более яркий демарш – ее замужество. Когда женщина за шестьдесят выходит замуж за молодого человека, которого почти все считают открытым гомосексуалистом – это всегда прекрасно.
– Что здесь прекрасного?
– Великолепный жест. Великолепный именно по демонстративному безумию.
Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.
ДЗЕН
Телеграм