Ее можно было спасти или нет: что скрывают последняя любовь и близкие Анны Самохиной о ее последних днях

Она боялась старости. Эта фраза, сказанная много лет спустя её дочерью, становится ключом к трагической иронии судьбы Анны Самохиной. Актриса, чья ослепительная, почти классическая красота стала её визитной карточкой в «Узнике замка Иф» и «Царской охоте», панически страшилась времени. Она хотела, чтобы её запомнили именно такой — молодой, эффектной, полной сил. Её желание, увы, сбылось самым чудовищным образом. В 47 лет Анна Самохина угасла всего за два месяца, сражённая раком желудка в последней стадии. Но её уход оставил после себя не только горечь утраты, но и тяжёлый, неразрешённый вопрос, терзающий близких и поклонников: а можно ли было её спасти? Или её последний выбор — отказаться от борьбы и уйти в хоспис — был единственно верным для того, кто так хотел сохранить достоинство до конца?

Быстрый закат: диагноз, который не оставил шансов

Осенью 2009 года Анна Самохина почувствовала боль в желудке. Для женщины, которая, по её же словам, «истязала себя диетами», любила жареное мясо и много курила, это не показалось чем-то из ряда вон выходящим. Однако обследование в военно-медицинском госпитале Санкт-Петербурга вынесло беспощадный приговор: рак желудка четвёртой, терминальной стадии. Опухоль была неоперабельной, метастазы уже распространились. По словам её дочери Александры, ещё за три года до этого при плановой проверке не было ни намёка на болезнь — ни язвы, ни серьёзного гастрита. Рак, известный своим коварством и бессимптомным течением на ранних стадиях, проявил себя сразу и в самой агрессивной форме.

Ей назначили химиотерапию, но надежды она не оправдала. Состояние актрисы только ухудшилось, добавились мучительные боли в печени, которые можно было заглушить лишь сильнодействующими наркотическими анальгетиками. Зарубежные клиники, куда обращались за помощью, отказались браться за столь безнадёжный случай. Именно тогда, столкнувшись с беспомощностью официальной медицины и нарастающей слабостью, Анна приняла решение, которое все потом будут обсуждать и переосмысливать. Она отказалась от дальнейших попыток агрессивного лечения и переехала в хоспис №3 в Парголово. Это учреждение, тесно сотрудничавшее с церковью, предлагало не лечение, а паллиативную помощь — облегчение страданий и духовную поддержку. Для глубоко верующей Самохиной это стало осознанным выбором в пользу покоя.

Личные войны: дочь, друг и непримиримые правды

Трагедия разворачивалась не только в палате хосписа, но и в сердцах самых близких людей, чьи взгляды на происходящее разошлись кардинально. С одной стороны была её взрослая дочь Александра, которая, несмотря на юный возраст (ей было 26), пыталась быть опорой. Она видела, как мама, всегда такая сильная и независимая, сгорала на глазах.

«Сделали химию, но стало понятно, что это всё», — с горечью вспоминала она.

Александра настаивает: врачи не давали иллюзий, шансов на спасение не было. Главным для неё стало исполнение воли матери: Анна не желала, чтобы её видели измученной, просила не приезжать друзей, желая остаться в памяти красивой. Её уход дочь, как ни парадоксально, не считает трагическим, вспоминая слова Самохиной о том, что она хотела бы уйти молодой.

Совершенно иную позицию занял близкий друг актрисы, продюсер Константин Кулешов. В своих эмоциональных интервью он высказал уверенность, что Анну «можно было спасти» Он обвинял окружение в пассивности, утверждал, что драгоценное время было упущено из-за излишней скрытности, и настаивал на попытках нетрадиционного лечения — голодании, травяных сборах, методиках «живой воды». По его версии, именно он пытался забрать Самохину из хосписа, видя в нём «умиральню», где больных «закалывают морфием». Он конфликтовал с сестрой актрисы, обвиняя её в том, что та, желая поскорее вернуться в Москву, отговаривала Анну от борьбы. Его повествование — это история о предательстве, упущенных возможностях и воле к жизни, которую, как он верит, подавили.

Между этими двумя полюсами — смиренным принятием и яростным протестом — и осталась сама Анна Самохина. Известно, что она, будучи человеком волевым, пыталась пробовать народные методы, даже голодала, но не выдерживала. В хосписе она молилась, соборовалась и причастилась. Свидетели отмечали, что даже в самые тяжёлые дни она безупречно следила за собой, наносила макияж, пряча под изящной косынкой последствия химиотерапии. Её последние слова, обращённые к другу, были: «Мы любим тебя, Костя». Была ли это капитуляция перед болезнью или высшее проявление силы — принятие неизбежного с сохранением достоинства? Ответ на этот вопрос каждый из её близких нашёл для себя сам.

Медицинский вердикт и общественный резонанс: почему вопрос остаётся открытым

Чтобы отделить эмоции от реальных медицинских возможностей, стоит обратиться к мнению экспертов. Хирург-онколог Денис Юдин, комментируя случай Самохиной вскоре после её смерти, был категоричен: «Четвертая стадия рака означает, что в организме образовались множественные метастазы. Вылечить столь запущенное заболевание, увы, невозможно». Единственное, что могла предложить медицина в такой ситуации — попытка продлить жизнь и облегчить страдания. Его слова подтверждают версию дочери и ставят под огромное сомнение оптимистичные теории о спасении, даже с помощью самых передовых или нетрадиционных методов.

Споры вокруг смерти Анны Самохиной выходят за рамки частной трагедии. Они упираются в вечные, болезненные темы:

• Право на достойный уход. История актрисы стала одним из первых громких случаев в России, когда публично обсуждалась не борьба с онкологией до последнего, а осознанный выбор паллиативной помощи. Её решение уйти в хоспис, тогда ещё мало понятный обществу институт, было смелым шагом.
• Этика взаимоотношений с безнадёжно больным. Что важнее: до последней секунды бороться за чужую жизнь, навязывая свои представления о надежде, или уважать выбор самого человека, даже если этот выбор — отказ от борьбы? Конфликт между активным действием (друг) и принятием воли (дочь) — классическая дилемма всех подобных ситуаций.
• Наследие образа. Желание Самохиной «уйти молодой» и её тщательная забота о внешности даже в хосписе говорят о глубокой связи между её профессиональной идентичностью — образом прекрасной, желанной женщины на экране — и личной трагедией. Она ухаживала не просто за больным телом, а за своим главным «капиталом» и наследием.

Эпилог: Любовь, боль и неразрешимые вопросы

Анна Самохина умерла в ночь на 8 февраля 2010 года. Её похоронили скромно, на Смоленском кладбище Санкт-Петербурга. Прошли годы, боль утраты для близких, возможно, притупилась, но вопросы остались. Можно ли было что-то сделать? Вероятно, нет, если верить холодному медицинскому анализу. Но могло ли быть иначе? Этим «может быть» и живёт чувство вины, сожаления и несправедливости, которое до сих пор терзает тех, кто её любил.

Её история — это не детектив с однозначной разгадкой. Это драма о столкновении любви, проявляющейся в яростном желании спасти, и любви, выражающейся в умении отпустить. О конфликте между надеждой, которая может быть мучительной, и смирением, которое может выглядеть как предательство. Анна Самохина, боясь стать немощной и потерять контроль, в итоге обрела его самым трагическим путём — самостоятельно решив, как и где встретить свой конец. Её последняя роль, сыгранная уже не на сцене, а в больничной палате, стала самой сложной и пронзительной. И как в любом великом произведении, финал оставляет зрителя — нас с вами — не с готовыми ответами, а с глубокими, неудобными вопросами о жизни, смерти и праве человека на свой последний выбор.

А как вы считаете, в такой ситуации важнее бороться до конца или уважать волю умирающего? Поделитесь своим мнением в комментариях.

Оставить комментарий