Валентин Гафт умел одной строчкой превратить друга во врага, а коллегу — в посмешище всей Москвы. Его эпиграммы были острее бритвы и точнее хирургического скальпеля. Но готов ли был сам мэтр к тому, что его собственные слова станут оружием массового поражения в мире театра и кино?
Когда талант становится проклятием
Еще в молодости Валентин Иосифович понимал опасность своего дара. В автоэпиграмме он предупреждал самого себя:
«Когда ты сочиняешь эпиграммы,
Ты сам себе копаешь яму»
Но остановиться уже не мог. Его перо жило собственной жизнью, а меткие характеристики коллег расходились по театральной Москве быстрее сплетен. Рязанов говорил, что стать жертвой поэтических шаржей Гафта — большая честь, ведь актер выбирает только ярких личностей. Но сами «жертвы» думали иначе.
Гафт объяснял свою жестокость профессиональной необходимостью.
«Эпиграмма — это признание в короткой форме, очень точное попадание в главное в человеке», — говорил он.
О Ие Саввиной он написал:
«Глазки серо-голубые, каждый добрый — вместе злые».
И добавлял:
«Вот иногда есть хороший человек, но если ты про него не скажешь, то он будет не совсем тем человеком».
Эта философия дорого обошлась самому Гафту. Коллеги стали сторониться «опасного» острослова, а некоторые превратились в настоящих врагов.
Три часа на коленях перед Козаковым
Михаил Козаков, переживший пять официальных браков, стал легкой мишенью для ядовитого пера Гафта. Эпиграмма о бесконечных женитьбах актера была настолько болезненной, что Гафт три часа молил прощения у оскорбленного коллеги.
Но самый громкий скандал разгорелся вокруг Леонида Ярмольника. Гафт «припечатал» начинающего артиста, который славился пантомимами и часто изображал предметы быта:
«Чего не сделаешь за стольник,
Чтоб овладеть теплом сердец,
Был даже чайником Ярмольник,
Но унитаз — его венец»
Ярмольник обиделся так сильно, что Гафт решил извиниться. Но сделал это в своей ядовитой манере, сочинив новую эпиграмму:
«Ярмольник — царь! Кого я пальцем тронул?
Как он умен, как тонок его глаз!
Как мог за чайник я принять его корону,
А царский трон принять за унитаз!»
Такие «извинения» только усугубляли конфликты. Гафт мог сделать человека посмешищем для всей Москвы, а потом долго и красиво оправдываться, не забывая при этом поязвить еще раз.
Театральные войны и разорванные дружбы
Острый язык стоил Гафту карьерных возможностей. В театре у Анатолия Эфроса он поругался с примой Ольгой Яковлевой. Причиной стал не только характер актрисы, которая «заворачивала все на себя», но и ядовитая эпиграмма в ее адрес. Эфрос обожал Яковлеву и не простил Гафту этого выпада.
«С ней я больше не могу, — говорил Гафт. — Она не партнеру помогала, а только на себя тянула». В итоге никому неизвестный тогда артист поставил ультиматум и даже «бросился с кулаками», как вспоминали очевидцы.
Не менее болезненной была история с Мариной Нееловой. После окончания их романа Гафт в сердцах посвятил ей жестокую эпиграмму:
«Если Неелову положить на кровать и накрыть простыней, то можно ее не заметить».
Эти слова надолго испортили отношения между бывшими любовниками.
Даже Галина Волчек, сломавшая ногу, не избежала «внимания» Гафта. На ее гипсе он начертал:
«Сказать, как Галька дорога,
Нельзя ни словом, ни пером.
У Гальки сломана нога —
Какой великий перелом!»
Эра фальшивок и новые скандалы
С приходом интернета проблемы Гафта только усугубились. Ему стали приписывать чужие тексты, часто провокационного содержания. Самым громким стал скандал с «антиукраинскими» стихами, которые якобы написал Гафт.
«Заглянул в интернет и опешил, — возмущался актер в интервью «Комсомольской правде». — Под моей фамилией печатают мерзопакостные стихи. Какой-то мерзавец или мерзавка пишет гадости про нашу страну, про людей».
Гафт категорически отрицал свое авторство: «Я в жизни не написал ни одного стихотворения об Украине!»
Настоящим автором спорных стихов оказался Алексей Чернаков, который был только рад тому, что его творчество приписали народному артисту. Но репутация Гафта уже пострадала — в украинских СМИ его называли одной из самых цитируемых персон, «негативно высказывающихся о событиях в Донбассе и Крыму».
«Обыватель читает и не хочет разбираться, — с горечью констатировал Гафт. — Ему нужно поострее».
Так эпиграммист, всю жизнь «потчевавший» публику острыми стихами, сам стал жертвой чужой подделки.
Цена острословия
К концу жизни Валентин Иосифович прекратил писать эпиграммы — то ли по совету друзей, то ли по собственному разумению. Слишком дорого обходились ему эти поэтические экзерсисы.
«Я совсем не злой человек и никого никогда в жизни не хотел обидеть, — оправдывался он. — Это все талантливые люди, но эпиграмма есть эпиграмма. Артист — невольник своих страстей».
Эти слова звучали как эпитафия его сатирическому таланту.
Современники вспоминают, что многие казались Гафту людьми, которых он презирает. На самом деле актер просто видел людей насквозь и не мог удержаться от соблазна это продемонстрировать. Но цена такой прозорливости оказалась слишком высокой — разорванные дружбы, театральные войны и репутация «опасного» человека.
История Валентина Гафта — это урок о том, как талант может стать проклятием, а острое слово — разрушительным оружием. В мире, где каждый жест публичен, а каждое слово может быть вырвано из контекста, даже гениальный сатирик рискует стать заложником собственного дара.
Остается вопрос: стоило ли оно того? Или Гафт прав был в своем пророчестве — сочиняя эпиграммы, он действительно копал себе яму?
А что вы думаете об этой истории? Имел ли право Гафт так жестоко высмеивать коллег, или это была неотъемлемая часть его таланта? Делитесь своим мнением в комментариях!
Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.
ДЗЕН
Телеграм