Вся его жизнь — это туго сжатая пружина, выстрелившая в вечность за немыслимо короткий срок. Сорок лет, из которых на подлинное, всепоглощающее творчество пришлась лишь половина. Олег Даль не жил — он горел, сжигая себя в бешеной гонке за совершенством. Этот панический страх не успеть, не дотянуться до абсолюта, который он сам себе нарисовал, заставлял его истязать всех, кто был рядом. Близких, друзей, режиссеров. Он был невыносим. Он был гениален. Своими же внутренними демонами он прокладывал путь к бессмертию, и теперь его имя — Олег Даль — вплавлено золотом в историю кинематографа, как клеймо на раскаленном металле.
Прорыв сквозь невозможное
Он появился на свет за месяц до войны, в подмосковном Люблино, в простой семье железнодорожника и учительницы. Война впечатала в его младенческую память гул летящих на Москву бомбардировщиков — так он утверждал, хотя ему не было и года. Этот гул остался с ним навсегда, превратившись в бессонницу. Детство, опаленное войной, сменилось мечтами о небе, о самолетах. Но сердце, с самого начала работавшее с перебоями, поставило на карьере летчика жирный крест. Судьба будто намеренно отсекала ему все пути, кроме одного. Закрыв небо, она толкнула его на школьную сцену. А там — новое препятствие, почти приговор для актера: заметная картавость. Но Даль не был бы Далем, если бы сдался. Он сам, вцепившись зубами в непокорные звуки, укротил свою дикцию и на вступительных в «Щепку» ошеломил комиссию. Это была блистательная дуэль: огненный «Мцыри» Лермонтова и тут же — гротескный, хитрый Ноздрев из «Мертвых душ». Его приняли, увидев не дефект, а волю, способную свернуть горы.
«Современник»: арена для одного гладиатора
В театр «Современник» он пришел за славой. За главной ролью. За всем и сразу. Но реальность оказалась куда прозаичнее и жестче. На театральном олимпе уже сиял свой бог — Олег Ефремов. Весь репертуар был выстроен под него, вся система координат вращалась вокруг него. Далю же доставались крохи с барского стола: вторые составы, эпизоды, роли на замену. Это не просто било по самолюбию — это его калечило, вскармливая чудовищный комплекс неполноценности. Он срывался, вступал в яростные перепалки с Ефремовым, доказывая свое право на место под солнцем. Творческое соперничество стремительно переросло в личную драму. Даль влюбился в актрису Нину Дорошину, которая была старше на семь лет и, что знал весь театр, состояла в мучительной связи с Ефремовым. Он то бросал ее, то возвращался. И в один из таких моментов Даль сделал Дорошиной предложение. Она, к всеобщему изумлению, согласилась. Свадьба превратилась в фарс. Ефремов, которого никто не звал, ворвался на торжество и во всеуслышание бросил жениху, что Нина все равно любит только его. Этот публичный удар стал тем спусковым крючком, который запустил механизм саморазрушения. Именно тогда Даль ушел в свой первый затяжной запой, из которого, по сути, уже не вышел до конца жизни.
Гений в кадре, демон за кадром
Брак с Дорошиной рассыпался через полгода. Алкоголь стал его спасением и проклятием — анестезией от профессиональной нереализованности, от любовных терзаний, от самого себя. В театре он бился как рыба об лед, но пробить стену не мог. Зато кинематограф, в отличие от театра, распахнул ему объятия. Режиссеры разглядели в нем уникальное дарование. «Мой младший брат», «Человек, который сомневается» — и вот уже приглашений на съемки стало в разы больше, чем ролей в театре. Настоящая слава пришла с военными картинами: хулиганистый и трогательный Женя Колышкин из «Жени, Женечки и „катюши“», ас из «Хроники пикирующего бомбардировщика», разведчик из «Варианта „Омега“».
Каждая его работа становилась событием. Зрители шли «на Даля». Но за этим триумфом скрывалась изнанка. Алкоголь делал свое черное дело, разрушая его изнутри. На площадку он мог приехать трезвым, но через час его уже было не узнать. Один из режиссеров даже ввел для съемочной группы команду:
«Стоп! У Даля глаза не те!».
Его пронзительно-голубые глаза мутнели, меняя все лицо. Съемка останавливалась, и часто это выливалось в скандалы и истерики, в которых он терял контроль и с надрывом кричал в пустоту:
«Я — Даль! А вы кто такие?!».
Последний полет на сломанных крыльях
С ним было невозможно работать, но без него — бессмысленно. Все режиссеры знали: снимать Даля — обречь себя на ад. Он срывал съемки, уходя в запои, скандалил, отказывался играть. Но ему прощали все. Потому что, если хватало сил вытерпеть этот кошмар, на выходе мог родиться шедевр. Он не играл — он проживал роль, обладая звериным чутьем на правду.
Его восемь раз увольняли из «Современника» и восемь раз принимали обратно. Второй брак с актрисой Татьяной Лавровой сгорел так же быстро, как и первый. Спасением и последней пристанью стала третья жена, монтажер Елизавета Апраксина. Она единственная смогла найти к нему подход, окружив его почти материнской заботой. Лиза вытаскивала его из запоев, ездила с ним на съемки, пыталась отвоевать его у бутылки. Но даже ее любви не хватило, чтобы победить демона.
Сам Даль, живя в бешеном ритме, словно чувствовал, что время на исходе. Он страдал от отсутствия детей. А потом начал осознавать и физический распад. Когда его утвердили на роль в «Экипаже», он сам пришел к директору картины, протянул трясущиеся руки и сказал:
«Я вас подведу».
От роли он отказался. Точкой невозврата стала смерть Владимира Высоцкого. Они не были близкими друзьями, но были духовными братьями, двумя оголенными нервами эпохи. Стоя у гроба, Даль тихо произнес:
«Я буду следующим».
Через восемь месяцев его сердце остановилось в гостиничном номере в Киеве.
Ранее писали о том, чем закончился 15-летний брак Толстогановой и Кузичева.
А вам нравился актер Олег Даль? Пишите свое мнение в комментариях.
Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.
ДЗЕН
Телеграм
