В доме знаменитого художника-постановщика и сценариста Александра Адабашьяна вот уже полвека хранятся несколько обычных блокнотов. Но для 80-летнего мастера они — самая болезненная реликвия прошлого. В этих тетрадках записаны последние мысли его первой жены Марины Лебешевой, которая умирала в страшных мучениях, постепенно теряя слух и зрение. Что же могла написать 27-летняя женщина, понимавшая, что жизнь покидает ее?
Любовь, оборвавшаяся на полуслове
История любви Александра Адабашьяна и Марины Лебешевой началась в киношной среде 1970-х годов. Марина была сестрой прославленного оператора Павла Лебешева, который работал над такими шедеврами советского кино, как “Белорусский вокзал” и “Сибирский цирюльник”. Молодая женщина сама была связана с кинематографом — работала ассистентом по актерам на съемках фильма “Свой среди чужих, чужой среди своих”.
Их свадьба стала настоящим событием в кинематографических кругах. Веселое торжество запомнилось тем, что молодожены решили обойтись без родителей с обеих сторон — символично, ведь они создавали новую семью, опираясь только на собственные чувства. Прямо на празднике к Адабашьяну подошел режиссер Андрей Кончаловский с предложением совместной работы над сценарием — так началась блестящая карьера будущего драматурга.
Три года счастья пролетели как один день. Александр и Марина были молоды, талантливы, влюблены и полны планов на будущее. Никто не мог предположить, что их союз оборвется самым трагическим образом.
Когда слова становятся невозможными
Болезнь подкралась незаметно. Сначала Марина почувствовала недомогание, затем состояние стало ухудшаться. Врачи диагностировали сепсис — заражение крови, и начали интенсивное лечение. Но лекарства, призванные спасти жизнь, стали причиной новых страданий.
“Умирала она страшно и тяжело. У нее сначала слух отказал от всех этих лекарств, потом зрение”, — вспоминал Адабашьян спустя десятилетия в программе “Судьба человека” Бориса Корчевникова.
Голос режиссера дрожал от боли, которая не утихает с годами.
Представьте себе ужас молодой женщины, которая понимала, что с ней происходит, но постепенно теряла возможность общаться с миром. Сначала исчез слух — Марина перестала слышать голос любимого мужа, музыку, звуки жизни. Но она еще могла видеть, еще могла писать. Именно тогда и появились те самые блокноты.
“Сначала она переписывалась, а потом и зрение ушло. Ужасно все это было”, — продолжал свой рассказ Адабашьян.
В этих простых словах — весь кошмар происходившего. Молодая женщина оказалась заперта в собственном теле, лишенная возможности слышать утешение близких или видеть их лица.
Одиночество среди съемок
Особенно горькой делает эту историю то обстоятельство, что Марина умирала, когда Адабашьян работал над одним из самых значимых проектов своей карьеры — фильмом Никиты Михалкова “Раба любви”. Художник-постановщик был полностью погружен в создание киношедевра, не подозревая, что дома разворачивается настоящая трагедия.
Лечащий врач убеждал Адабашьяна, что беспокоиться не о чем, можно спокойно заниматься работой. В тот страшный день режиссер даже купил для жены овощей и фруктов, собираясь навестить ее в Москве. Но было уже поздно.
Брат Марины, оператор Павел Лебешев, также работал над “Рабой любви”. Узнав о смерти сестры, он не смог продолжать съемки — за него работу выполнял второй оператор.
“Закрутилась эта печальная эпопея, похороны…” — так сдержанно описывал Адабашьян те дни, когда не справился с тяжестью воспоминаний и попросил ведущего сменить тему разговора.
Медицинская загадка, решенная слишком поздно
Самое страшное в этой истории — то, что правильный диагноз был поставлен только после смерти Марины.
“У нее был сепсис. Так считалось. А после ее смерти сказали, что у нее, оказывается, какая-то была системная болезнь крови. Но это выяснилось только после ее смерти. Почему они не могли это выяснить раньше, я не знаю”, — с горечью говорил Адабашьян.
Этот вопрос мучает режиссера до сих пор. Могли ли врачи спасти Марину, если бы поставили правильный диагноз вовремя? Насколько иным был бы ход лечения? Увы, ответов на эти вопросы нет, и вина системы здравоохранения той эпохи ложится дополнительным грузом на плечи вдовца.
Системные заболевания крови в 1970-е годы действительно диагностировались значительно хуже, чем сегодня. Многие методы исследования были недоступны, а симптоматика могла быть схожей с другими заболеваниями. Но от этого понимания боль потери не становится меньше.
Блокноты памяти
Самая пронзительная деталь этой истории — блокноты Марины, которые Адабашьян бережно хранит уже полвека.
“У меня хранятся её блокноты, где она писала, когда уже не могла говорить, и я не в силах открыть их снова”, — признался он в интервью.
Что могла записывать умирающая женщина, которая понимала свое состояние? Слова любви к мужу? Прощальные послания? Страхи и надежды? Философские размышления о жизни и смерти? Каждый, кто слышит эту историю, невольно задается этими вопросами.
Адабашьян признается, что до сих пор хранит “несколько блокнотов, в которых Марина записывала ответы на вопросы”. Это означает, что даже потеряв слух, она продолжала общаться с близкими через письмо, отвечая на то, что ей говорили или показывали жестами.
Почему же режиссер не может перечитать эти записи? Возможно, боль слишком велика. Возможно, он боится разрушить идеализированный образ жены в своей памяти реальностью ее страданий. А может быть, эти строки настолько личные и интимные, что их невозможно пережить второй раз.
Жизнь после трагедии
После смерти Марины Адабашьян долго не мог прийти в себя. Потребовались годы, чтобы боль притупилась настолько, что стала возможной новая любовь. Его второй женой стала художница Екатерина Шадрина, с которой он прожил уже почти 40 лет. У них две дочери и семеро внуков.
Интересно, что Екатерина тоже была связана с фильмом “Свой среди чужих, чужой среди своих” — в 16 лет она сыграла в нем эпизодическую роль. Получается, что обе жены Адабашьяна были так или иначе причастны к одной картине, где работали и они сами, и покойная Марина.
Екатерине пришлось нелегко в начале семейной жизни. Она входила в уже сложившийся круг друзей мужа — Никиту Михалкова, Леонида Ярмольника, других звезд кино.
“У нее было ощущение, что она не соответствует, что над ней смеются и не понимают”, — вспоминал Адабашьян.
Память сильнее времени
Прошло полвека, но рана не затянулась. В свои 80 лет Александр Адабашьян по-прежнему не может говорить о первой жене без боли. Во время интервью Борису Корчевникову он несколько раз просил сменить тему — воспоминания оказались слишком тяжелыми.
Эта история показывает, как неожиданно может оборваться счастье, как быстро радость может смениться горем. В 1975 году Адабашьян был молодым, талантливым художником на пороге большой карьеры. Рядом с ним была любимая женщина, впереди — блестящие перспективы. И вдруг — все рухнуло.
Особенно трагично то, что Марина умерла в одиночестве, пока муж был на съемках. Конечно, Адабашьян не виноват в произошедшем — он следовал советам врачей и выполнял профессиональные обязательства. Но груз вины, который несут выжившие, не подчиняется логике.
Блокноты Марины стали для Адабашьяна одновременно святыней и источником мучений. Он не может их выбросить — это последняя связь с любимой женщиной. Но и прочитать не может — слишком больно возвращаться к тем дням, когда жизнь казалась бесконечной, а смерть — чем-то далеким и абстрактным.
Уроки трагедии
История Александра Адабашьяна и Марины Лебешевой — это напоминание о хрупкости человеческого счастья. Мы привыкли строить долгосрочные планы, думать о будущем, откладывать важные разговоры и встречи “на потом”. Но иногда “потом” не наступает.
Эта трагедия также высвечивает проблемы медицины того времени. Сколько жизней могло быть спасено, если бы диагностика была более совершенной? Сколько семей избежало бы горя? К счастью, современная медицина ушла далеко вперед, но цена прогресса часто измеряется человеческими судьбами.
Адабашьян сумел найти в себе силы для новой любви, создал крепкую семью, воспитал детей. Но память о Марине он пронес через всю жизнь. Возможно, в этом и заключается настоящая любовь — в способности помнить, даже когда это причиняет боль.
Те блокноты, которые хранит дома режиссер, стали символом незавершенного диалога между двумя любящими людьми. Марина продолжала “говорить” с мужем даже тогда, когда уже не могла произнести ни слова. А Адабашьян продолжает “слушать” ее, хотя и не находит в себе сил перечитать те последние послания.
Можно ли измерить глубину утраты количеством непрочитанных страниц? Способны ли написанные рукой умирающей женщины слова передать всю силу ее последних чувств? И правильно ли поступает Адабашьян, сохраняя эти записи, но не находя мужества с ними встретиться? Каждый, кто сталкивался с потерей близкого человека, найдет в этой истории что-то свое — боль, которая никогда не утихает полностью, но с годами становится частью души.
А что вы думаете об этой трагической истории? Стоит ли Адабашьяну прочитать записи жены или некоторые тайны лучше унести с собой? Поделитесь своим мнением в комментариях!
Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.
ДЗЕН
Телеграм
